— Мысль представить мои произведения рядом с оригиналами классических живописцев могла быть осуществлена лишь в стенках Пушкинского музея, который владеет выдающейся коллекцией живописи, — заявил Моримура, поблагодарив ГМИИ за готовность пойти на опыт.
Музей вправду отважился на смелый шаг. Моримура тут повсюду — от Итальянского дворика в основном здании до всех этажей Галереи искусства государств Европы и Америки XIX–XX веков. Конкретно там разместилась основная часть собрания. Причем работы Моримуры встречают гостя уже на лестнице.
Большущее тондо «Внутренний диалог с Фридой Кало. Торжественное убранство» можно принимать как квинтэссенцию всей выставки. Портрет художника в виде Фриды обрамлен искусственными цветами и пошло-розовым орнаментом. Щеголяя показным дурновкусием, Моримура сходу дает осознать: его искусство нельзя принимать серьезно. Это интеллектуальная игра, где на первом плане — остроумие аллюзии.
«Мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери» — всплывают в памяти пушкинские строчки при виде фотопринтов с изображением Ван Гога с отрезанным ухом, старца Да Винчи и вермееровской девушки у окна. В «роли» всех их, очевидно, сам Моримура. Осознание того, что тут есть некий подкол, приходит при встрече с «Автопортретом в виде блудного отпрыска, около 1635». Заместо 1-го из основных экспонатов Эрмитажа японский живописец по сути «проник» в другой сюжет Рембрандта, уже из Дрезденской галереи — «Автопортрет с Саскией на коленях».
И это лишь начало квеста. В последующем зале восемь больших фото, объединенных заглавием «Менины оживают ночью», принуждают зрителя вспоминать не только лишь оригинал в целом, да и детали. На одном снимке — зал Веласкеса в Прадо. На другом — полотно уже большим планом, но заместо лиц персонажей — физиономия Моримуры. Дальше герои композиции Веласкеса «вылезают» из картины в место музея, а завершает серию кадр, на котором все портреты в зале — опустевшие, без людей.
Обыгрывая хрестоматийные «Менины» и внедряя свое «я» в произведение искусства, Моримура идет прямо за самим Веласкесом, который изобразил себя посреди персонажей полотна и зашифровал в данной сцене несколько мини-сюжетов. Но нельзя не признать, что творчество Моримуры вторично — хотя бы поэтому, что не имеет смысла без сопоставления с оригиналами.
???????
Увлеченный перевоплощениями, создатель запамятывает о своей особенности, хотя, казалось бы, так любит «себя в искусстве». И в этом плане проекты Яна Фабра в Эрмитаже и Леонида Сокова в Третьяковской галерее представляются куда наилучшими примерами взаимодействия современного и классического искусства. Фабр — постоянно узнаваем, Соков — наиболее деликатен и самобытен. У Моримуры же прием подменяет и стиль, и содержание.
Уже уходя с выставки, зритель может увидеть маленький стеклянный щит, где экспонируются крошечные черно-белые фото из домашнего архива Моримуры. Но даже их живописец сумел перевоплотить в арт-объект, объединив в серию «Когда я ничего не знал о искусстве». И всматриваясь в черты без грима, мы в первый раз лицезреем истинное лицо художника, а не один из его множества «аватаров». Скинув маску, клоун напоследок вышел на поклоны.